воскресенье, 18 марта 2012
Я ревную тебя - не имея малейшего права,
Я боюсь потерять то, чего никогда не имел.
Улыбаешься мне - чуть игриво, немного лукаво.
Под моими ногами крошится последний предел.
Я тебя отпустить не могу, не хочу, не согласен.
Я привык слишком верить - что руку могу протянуть
И приникнуть к тому роднику, что смертельно опасен,
Но содержит кристально-больную текучую суть.
Я устал от игры, от интриги, от слова и жеста,
От того декаданса, что ты вечно носишь в себе.
Я устал до того, что уже не найду себе места,
Если только не в нашей - особенно-общей - судьбе.
Я сжимаю ладони, и ногти впиваются в кожу -
Я болею тобой, и молю небеса за тебя.
Я с тобой разделил бы имущество, дело и ложе...
Ни минуты, ни дня и не года тебя не любя.
Только доводов - нет, обоснуй тихо корчится в муках,
Почему я с тобой должен быть, я не знаю и сам.
Я хотел целовать эти бело-прохладные руки,
Моя Белла, ma belle, паутина предписана нам...
Я отнюдь не из тех, кто умеет срываться навстречу,
И, ломая устои, сказать так, как есть, обо всём...
Или, может, из тех? Только это - напрасные речи,
Если снова не я там гуляю с тобой под дождём...
Если снова - не я... я не стал, исключён, неуместен.
Грудь сжимает и я вновь не слышу, что ты говоришь.
Это больше, чем тело. И больше, чем строчки из песен.
Ниспадает последняя, горько-напрасная тишь.
Если снова - не я... Да, я знаю, ты счастлива будешь.
Только что-то в реальности этой фатально не так.
Ты... призналась бы, может, тогда... Но тебя - не осудишь.
Подбираю подачку, как с улицы ржавый пятак.
Я остался один, в пустоте, между верой и страхом.
На земле нет надежды, и глухо молчат небеса...
В пальцах крошится глина. Предел рассыпается прахом.
И лукавая бездна мне пристально смотрит в глаза.
© Grey Kite
Я боюсь потерять то, чего никогда не имел.
Улыбаешься мне - чуть игриво, немного лукаво.
Под моими ногами крошится последний предел.
Я тебя отпустить не могу, не хочу, не согласен.
Я привык слишком верить - что руку могу протянуть
И приникнуть к тому роднику, что смертельно опасен,
Но содержит кристально-больную текучую суть.
Я устал от игры, от интриги, от слова и жеста,
От того декаданса, что ты вечно носишь в себе.
Я устал до того, что уже не найду себе места,
Если только не в нашей - особенно-общей - судьбе.
Я сжимаю ладони, и ногти впиваются в кожу -
Я болею тобой, и молю небеса за тебя.
Я с тобой разделил бы имущество, дело и ложе...
Ни минуты, ни дня и не года тебя не любя.
Только доводов - нет, обоснуй тихо корчится в муках,
Почему я с тобой должен быть, я не знаю и сам.
Я хотел целовать эти бело-прохладные руки,
Моя Белла, ma belle, паутина предписана нам...
Я отнюдь не из тех, кто умеет срываться навстречу,
И, ломая устои, сказать так, как есть, обо всём...
Или, может, из тех? Только это - напрасные речи,
Если снова не я там гуляю с тобой под дождём...
Если снова - не я... я не стал, исключён, неуместен.
Грудь сжимает и я вновь не слышу, что ты говоришь.
Это больше, чем тело. И больше, чем строчки из песен.
Ниспадает последняя, горько-напрасная тишь.
Если снова - не я... Да, я знаю, ты счастлива будешь.
Только что-то в реальности этой фатально не так.
Ты... призналась бы, может, тогда... Но тебя - не осудишь.
Подбираю подачку, как с улицы ржавый пятак.
Я остался один, в пустоте, между верой и страхом.
На земле нет надежды, и глухо молчат небеса...
В пальцах крошится глина. Предел рассыпается прахом.
И лукавая бездна мне пристально смотрит в глаза.
© Grey Kite
Что подарить тебе, моя любовь?
Свет золотой как радость дня?
Но только тьма, и страх, и кровь,
Но только боль есть у меня
Что подарить тебе, моя любовь?
Веселье, юность, красоту?
Но только тяжесть темных слов
Я в сердце проклятом несу.
Что подарить тебе, моя любовь?
Весь мир сложить к твоим ногам?
Но мир мой мертв и не родится вновь
Отдав его, я только смерть тебе отдам
Прими же дар, любовь жестокая моя
Со смертью вместе я дарю тебе себя.
(Родерик Шепард)
Свет золотой как радость дня?
Но только тьма, и страх, и кровь,
Но только боль есть у меня
Что подарить тебе, моя любовь?
Веселье, юность, красоту?
Но только тяжесть темных слов
Я в сердце проклятом несу.
Что подарить тебе, моя любовь?
Весь мир сложить к твоим ногам?
Но мир мой мертв и не родится вновь
Отдав его, я только смерть тебе отдам
Прими же дар, любовь жестокая моя
Со смертью вместе я дарю тебе себя.
(Родерик Шепард)
вторник, 13 марта 2012
туземцы живут в горах а конкретнее их дома располагаются
в ущельях гор.
в безопасных отвесных скатах.
я не знаю кто их научил этой безопасности.но цунами и лавины
обходят туземцев стороной.
доходит до того что они сидят на циновках курят альпийские травы
и наблюдают катастрофу природы не шевелясь и внешне
равнодушно.
туземцы не знают что такое измена.
когда им случается влюбиться - они завоевывают и забирают
навсегда.
туземец живет 98 лет и знает только одну женщину.
туземец умирает когда убивает волка.
так принято.
когда туземец начинает глотать свои легкие вместо воздуха он
снимает со стены ружье и уходит.
никто не плачет. никто не бежит за ним. все знают что туземец
не вернется.
а время замерзает обращаясь в слух.
и когда раздается долгожданный выстрел младший из сыновей
протягивает матери винтовку
становится у края чернозема и смотрит как она стреляет себе в грудь.
старшие начинают пеленать её а младший поднимается в горы и
приносит тело отца и язык волка.
отца опускают в могилу и кладут его голову на плечо матери.
туземцы самый счастливый народ.
их не смогла найти и изучить ни одна экспедиция.
их не смогла найти ни одна цивилизация.
говорят в их теле нет сердца.
говорят небо плачет за каждого из них.
говорят язык волка становится ласточкой.
а я не знаю кто мне всё это рассказал.
Диана Арбенина
в ущельях гор.
в безопасных отвесных скатах.
я не знаю кто их научил этой безопасности.но цунами и лавины
обходят туземцев стороной.
доходит до того что они сидят на циновках курят альпийские травы
и наблюдают катастрофу природы не шевелясь и внешне
равнодушно.
туземцы не знают что такое измена.
когда им случается влюбиться - они завоевывают и забирают
навсегда.
туземец живет 98 лет и знает только одну женщину.
туземец умирает когда убивает волка.
так принято.
когда туземец начинает глотать свои легкие вместо воздуха он
снимает со стены ружье и уходит.
никто не плачет. никто не бежит за ним. все знают что туземец
не вернется.
а время замерзает обращаясь в слух.
и когда раздается долгожданный выстрел младший из сыновей
протягивает матери винтовку
становится у края чернозема и смотрит как она стреляет себе в грудь.
старшие начинают пеленать её а младший поднимается в горы и
приносит тело отца и язык волка.
отца опускают в могилу и кладут его голову на плечо матери.
туземцы самый счастливый народ.
их не смогла найти и изучить ни одна экспедиция.
их не смогла найти ни одна цивилизация.
говорят в их теле нет сердца.
говорят небо плачет за каждого из них.
говорят язык волка становится ласточкой.
а я не знаю кто мне всё это рассказал.
Диана Арбенина
четверг, 08 марта 2012
К деве небесной
Когда бы встретил я в раю
На третьем небе образ твой,
Он душу бы пленил мою
Своей небесной красотой;
И я б в тот миг (не утаю)
Забыл о радости земной.
Спокоен твой лазурный взор,
Как вспоминание об нем;
Как дальный отзыв дальных гор,
Твой голос нравится во всем;
И твой привет и твой укор,
Все полно, дышит божеством.
Не для земли ты создана,
И я могу ль тебя любить?
Другая женщина должна
Надежды юноши манить;
Ты превосходней, чем она,
Но так мила не можешь быть!
1831
М.Ю.Лермонтов.
Когда бы встретил я в раю
На третьем небе образ твой,
Он душу бы пленил мою
Своей небесной красотой;
И я б в тот миг (не утаю)
Забыл о радости земной.
Спокоен твой лазурный взор,
Как вспоминание об нем;
Как дальный отзыв дальных гор,
Твой голос нравится во всем;
И твой привет и твой укор,
Все полно, дышит божеством.
Не для земли ты создана,
И я могу ль тебя любить?
Другая женщина должна
Надежды юноши манить;
Ты превосходней, чем она,
Но так мила не можешь быть!
1831
М.Ю.Лермонтов.
пятница, 16 декабря 2011
Я сохраню в памяти этот вечер. Её глаза,улыбку,голос.
суббота, 26 ноября 2011
Осип Мандельштам
* * *
1 января 1924г.
Кто время целовал в измученное темя, -
С сыновней нежностью потом
Он будет вспоминать, как спать ложилось время
В сугроб пшеничный за окном.
Кто веку поднимал болезненные веки -
Два сонных яблока больших, -
Он слышит вечно шум, когда взревели реки
Времен обманных и глухих.
Два сонных яблока у века-властелина
И глиняный прекрасный рот,
Но к млеющей руке стареющего сына
Он, умирая, припадет.
Я знаю, с каждым днем слабеет жизни выдох.
Еще немного - оборвут
Простую песенку о глиняных обидах
И губы оловом зальют.
О глиняная жизнь! О умиранье века!
Боюсь, лишь тот поймет тебя,
В ком беспомощная улыбка человека,
Который потерял себя.
Какая боль - искать потерянное слово,
Больные веки поднимать
И, с известью в крови, для племени чужого
Ночные травы собирать.
Век. Известковый слой в крови больного сына
Твердеет. Спит Москва, как деревянный ларь,
И некуда бежать от века-властелина...
Снег пахнет яблоком, как встарь.
Мне хочется бежать от моего порога.
Куда? На улице темно,
И, словно сыплют соль мощеною дорогой,
Белеет совесть предо мной.
По переулочкам, скворешням и застрехам,
Недалеко, собравшись как-нибудь, -
Я, рядовой седок, укрывшись рыбьим мехом,
Все силюсь полость застегнуть.
Мелькает улица, другая,
И яблоком хрустит саней морозный звук,
Не поддается петелька тугая,
Все время валится из рук.
Каким железным, скобяным товаром
Ночь зимняя гремит по улицам москвы,
То мерзлой рыбою стучит, то хлещет паром
Из чайных розовых, как серебром плотвы.
Москва - опять Москва. Я говорю ей:"здравствуй!
Не обессудь, теперь уж не беда,
По старине я уважаю братство
Мороза крепкого и щучьего суда".
Пылает на снегу аптечная малина,
И где-то щелкнул ундервуд.
Спина извозчика и снег на пол-аршина:
Чего тебе еще? Не тронут, не убьют.
Зима-красавица, и в звездах небо козье
Рассыпалось и молоком горит,
И конским волосом о мерзлые полозья
Вся полость трется и звенит.
А переулочки коптили керосинкой,
Глотали снег, малину, лед,
Все шелушится им советской сонатинкой,
Двадцатый вспоминая год.
Ужели я предам позорному злословью -
Вновь пахнет яблоком мороз -
Присягу чудную четвертому сословью
И клятвы крупные до слез?
Кого еще убьешь? Кого еще прославишь?
Какую выдумаешь ложь?
То ундервуда хрящ: скорее вырви клавиш -
И щучью косточку найдешь;
И известковый слой в крови больного сына
Растает, и блаженный брызнет смех...
Но пишущих машин простая сонатина -
Лишь тень сонат могучих тех.
* * *
1 января 1924г.
Кто время целовал в измученное темя, -
С сыновней нежностью потом
Он будет вспоминать, как спать ложилось время
В сугроб пшеничный за окном.
Кто веку поднимал болезненные веки -
Два сонных яблока больших, -
Он слышит вечно шум, когда взревели реки
Времен обманных и глухих.
Два сонных яблока у века-властелина
И глиняный прекрасный рот,
Но к млеющей руке стареющего сына
Он, умирая, припадет.
Я знаю, с каждым днем слабеет жизни выдох.
Еще немного - оборвут
Простую песенку о глиняных обидах
И губы оловом зальют.
О глиняная жизнь! О умиранье века!
Боюсь, лишь тот поймет тебя,
В ком беспомощная улыбка человека,
Который потерял себя.
Какая боль - искать потерянное слово,
Больные веки поднимать
И, с известью в крови, для племени чужого
Ночные травы собирать.
Век. Известковый слой в крови больного сына
Твердеет. Спит Москва, как деревянный ларь,
И некуда бежать от века-властелина...
Снег пахнет яблоком, как встарь.
Мне хочется бежать от моего порога.
Куда? На улице темно,
И, словно сыплют соль мощеною дорогой,
Белеет совесть предо мной.
По переулочкам, скворешням и застрехам,
Недалеко, собравшись как-нибудь, -
Я, рядовой седок, укрывшись рыбьим мехом,
Все силюсь полость застегнуть.
Мелькает улица, другая,
И яблоком хрустит саней морозный звук,
Не поддается петелька тугая,
Все время валится из рук.
Каким железным, скобяным товаром
Ночь зимняя гремит по улицам москвы,
То мерзлой рыбою стучит, то хлещет паром
Из чайных розовых, как серебром плотвы.
Москва - опять Москва. Я говорю ей:"здравствуй!
Не обессудь, теперь уж не беда,
По старине я уважаю братство
Мороза крепкого и щучьего суда".
Пылает на снегу аптечная малина,
И где-то щелкнул ундервуд.
Спина извозчика и снег на пол-аршина:
Чего тебе еще? Не тронут, не убьют.
Зима-красавица, и в звездах небо козье
Рассыпалось и молоком горит,
И конским волосом о мерзлые полозья
Вся полость трется и звенит.
А переулочки коптили керосинкой,
Глотали снег, малину, лед,
Все шелушится им советской сонатинкой,
Двадцатый вспоминая год.
Ужели я предам позорному злословью -
Вновь пахнет яблоком мороз -
Присягу чудную четвертому сословью
И клятвы крупные до слез?
Кого еще убьешь? Кого еще прославишь?
Какую выдумаешь ложь?
То ундервуда хрящ: скорее вырви клавиш -
И щучью косточку найдешь;
И известковый слой в крови больного сына
Растает, и блаженный брызнет смех...
Но пишущих машин простая сонатина -
Лишь тень сонат могучих тех.
вторник, 15 ноября 2011
СНЕГ
Этой ночью
первый снег летел в окно.
Этим утром
снег идти не перестал...
Так идет он, будто кто-то озорно,
как в бутылке,
все окрестности взболтал.
И не знает снег,
куда лететь ему,
где найти ему
местечко для жилья.
И забыл он, где земля,
зачем земля?
почему трава и зелень почему.
То идет он сверху вниз,
то снизу вверх —
озабоченный,
растерянный,
чудной...
Я прекрасно понимаю
первый снег,
потому что так же было и со мной.
Время встало.
А потом пошло назад!
Все часы на свете
канули во тьму.
И забыл я, что сказать.
Зачем сказать.
Почему смеяться,
плакать почему.
Шла за осенью
весна,
потом — зима.
Позабыл я все слова,
все имена.
Позабыл я даже то,
как ты нужна,—
ты об этом мне напомнила
сама.
Очень гордая
сама пришла ко мне,
равнодушие обидное стерпя.
На твоих ресницах
тает первый снег...
Чтоб я делал,
если б не было тебя?!
Роберт Рождественский
Этой ночью
первый снег летел в окно.
Этим утром
снег идти не перестал...
Так идет он, будто кто-то озорно,
как в бутылке,
все окрестности взболтал.
И не знает снег,
куда лететь ему,
где найти ему
местечко для жилья.
И забыл он, где земля,
зачем земля?
почему трава и зелень почему.
То идет он сверху вниз,
то снизу вверх —
озабоченный,
растерянный,
чудной...
Я прекрасно понимаю
первый снег,
потому что так же было и со мной.
Время встало.
А потом пошло назад!
Все часы на свете
канули во тьму.
И забыл я, что сказать.
Зачем сказать.
Почему смеяться,
плакать почему.
Шла за осенью
весна,
потом — зима.
Позабыл я все слова,
все имена.
Позабыл я даже то,
как ты нужна,—
ты об этом мне напомнила
сама.
Очень гордая
сама пришла ко мне,
равнодушие обидное стерпя.
На твоих ресницах
тает первый снег...
Чтоб я делал,
если б не было тебя?!
Роберт Рождественский
вторник, 08 ноября 2011
и тоскую по тебе невыносимо...
четверг, 03 ноября 2011
Мне говорят, что нужно уезжать.
Да-да. Благодарю. Я собираюсь.
Да-да. Я понимаю. Провожать
Не следует, и я не потеряюсь.
Ах, что вы говорите- дальний путь.
Какой-нибудь ближайший полустанок,
Ах, нет, не беспокойтесь.Как-нибудь.
Я вовсе налегке, без чемоданов.
Да-да. Пора идти. Благодарю.
Да-да. Пора. И каждый понимает.
Безрадостную зимнюю зарю
Над родиной деревья поднимают.
Все кончено, не стану возражать.
Ладони бы пожать - и до свиданья.
Я выздоровел. Мне нужно уезжать.
Да-да. Благодарю за расставанье.
Вези меня по родине, такси,
Как-будто бы я адрес забываю,
В умолкшие поля меня неси.
Я, знаешь ли, с отчизны выбываю.
Как-будто бы я адрес позабыл:
К окошку запотевшему приникну,
И над рекой, которую любил,
Я расплачусь и лодочника кликну.
Все кончено. Теперь я не спешу.
Езжай назад спокойно, ради бога,
Я в небо погляжу и подышу
Холодным ветром берега другого.
Ну, вот и долгожданный переезд.
Кати назад, не чувствуя печали.
Когда войдешь на родине в подъезд,
Я к берегу пологому причалю.
И. Бродский "Мне говорят, что нужно уезжать..."
Да-да. Благодарю. Я собираюсь.
Да-да. Я понимаю. Провожать
Не следует, и я не потеряюсь.
Ах, что вы говорите- дальний путь.
Какой-нибудь ближайший полустанок,
Ах, нет, не беспокойтесь.Как-нибудь.
Я вовсе налегке, без чемоданов.
Да-да. Пора идти. Благодарю.
Да-да. Пора. И каждый понимает.
Безрадостную зимнюю зарю
Над родиной деревья поднимают.
Все кончено, не стану возражать.
Ладони бы пожать - и до свиданья.
Я выздоровел. Мне нужно уезжать.
Да-да. Благодарю за расставанье.
Вези меня по родине, такси,
Как-будто бы я адрес забываю,
В умолкшие поля меня неси.
Я, знаешь ли, с отчизны выбываю.
Как-будто бы я адрес позабыл:
К окошку запотевшему приникну,
И над рекой, которую любил,
Я расплачусь и лодочника кликну.
Все кончено. Теперь я не спешу.
Езжай назад спокойно, ради бога,
Я в небо погляжу и подышу
Холодным ветром берега другого.
Ну, вот и долгожданный переезд.
Кати назад, не чувствуя печали.
Когда войдешь на родине в подъезд,
Я к берегу пологому причалю.
И. Бродский "Мне говорят, что нужно уезжать..."
воскресенье, 30 октября 2011
Cергей Есенин
Глупое сердце, не бейся!
Все мы обмануты счастьем,
Нищий лишь просит участья...
Глупое сердце, не бейся.
Месяца желтые чары
Льют по каштанам в пролесь.
Лале склонясь на шальвары,
Я под чадрою укроюсь.
Глупое сердце, не бейся.
Все мы порою, как дети.
Часто смеемся и плачем:
Выпали нам на свете
Радости и неудачи.
Глупое сердце, не бейся.
Многие видел я страны.
Счастья искал повсюду,
Только удел желанный
Больше искать не буду.
Глупое сердце, не бейся.
Жизнь не совсем обманула.
Новой напьемся силой.
Сердце, ты хоть бы заснуло
Здесь, на коленях у милой.
Жизнь не совсем обманула.
Может, и нас отметит
Рок, что течет лавиной,
И на любовь ответит
Песнею соловьиной.
Глупое сердце, не бейся.
Глупое сердце, не бейся!
Все мы обмануты счастьем,
Нищий лишь просит участья...
Глупое сердце, не бейся.
Месяца желтые чары
Льют по каштанам в пролесь.
Лале склонясь на шальвары,
Я под чадрою укроюсь.
Глупое сердце, не бейся.
Все мы порою, как дети.
Часто смеемся и плачем:
Выпали нам на свете
Радости и неудачи.
Глупое сердце, не бейся.
Многие видел я страны.
Счастья искал повсюду,
Только удел желанный
Больше искать не буду.
Глупое сердце, не бейся.
Жизнь не совсем обманула.
Новой напьемся силой.
Сердце, ты хоть бы заснуло
Здесь, на коленях у милой.
Жизнь не совсем обманула.
Может, и нас отметит
Рок, что течет лавиной,
И на любовь ответит
Песнею соловьиной.
Глупое сердце, не бейся.
суббота, 29 октября 2011
зачем ты снова поставила все с ног на голову?
воскресенье, 23 октября 2011
Много всего хотела написать,но не буду,потому что стыдно перечитывать будет потом, вот и со всеми остальными записями также. Перечитала, хотела удалить,но передумала, потому что нет в этом никакого смысла, все равно ничего не изменится.
Одна. И точка.
Одна. И точка.
Почему,когда человек просит быть честным с ним, сам не задумывается,что и ему придется быть честным? Как вообще можно обижаться на какие-то недомолвки,если сама увираешься так, что страшно становится. Так еще и палишься на каждом шагу.Короче, общение с тобой меня научило никогда и никому не доверять, потому что если доверишься, то в конечном итоге все равно никто ничего не поймет.
суббота, 22 октября 2011
Евгений Баратынский
Признанье
Притворной нежности не требуй от меня:
Я сердца моего не скрою хлад печальный.
Ты права, в нем уж нет прекрасного огня
Моей любви первоначальной.
Напрасно я себе на память приводил
И милый образ твой и прежние мечтанья:
Безжизненны мои воспоминанья,
Я клятвы дал, но дал их выше сил.
Я не пленен красавицей другою,
Мечты ревнивые от сердца удали;
Но годы долгие в разлуке протекли,
Но в бурях жизненных развлекся я душою.
Уж ты жила неверной тенью в ней;
Уже к тебе взывал я редко, принужденно,
И пламень мой, слабея постепенно,
Собою сам погас в душе моей.
Верь, жалок я один. Душа любви желает,
Но я любить не буду вновь;
Вновь не забудусь я: вполне упоевает
Нас только первая любовь.
Грущу я; но и грусть минует, знаменуя
Судьбины полную победу надо мной;
Кто знает? мнением сольюся я с толпой;
Подругу, без любви - кто знает? - изберу я.
На брак обдуманный я руку ей подам
И в храме стану рядом с нею,
Невинной, преданной, быть может, лучшим снам,
И назову ее моею;
И весть к тебе придет, но не завидуй нам:
Обмена тайных дум не будет между нами,
Душевным прихотям мы воли не дадим:
Мы не сердца под брачными венцами,
Мы жребии свои соединим.
Прощай! Мы долго шли дорогою одною;
Путь новый я избрал, путь новый избери;
Печаль бесплодную рассудком усмири
И не вступай, молю, в напрасный суд со мною.
Не властны мы в самих себе
И, в молодые наши леты,
Даем поспешные обеты,
Смешные, может быть, всевидящей судьбе.
Признанье
Притворной нежности не требуй от меня:
Я сердца моего не скрою хлад печальный.
Ты права, в нем уж нет прекрасного огня
Моей любви первоначальной.
Напрасно я себе на память приводил
И милый образ твой и прежние мечтанья:
Безжизненны мои воспоминанья,
Я клятвы дал, но дал их выше сил.
Я не пленен красавицей другою,
Мечты ревнивые от сердца удали;
Но годы долгие в разлуке протекли,
Но в бурях жизненных развлекся я душою.
Уж ты жила неверной тенью в ней;
Уже к тебе взывал я редко, принужденно,
И пламень мой, слабея постепенно,
Собою сам погас в душе моей.
Верь, жалок я один. Душа любви желает,
Но я любить не буду вновь;
Вновь не забудусь я: вполне упоевает
Нас только первая любовь.
Грущу я; но и грусть минует, знаменуя
Судьбины полную победу надо мной;
Кто знает? мнением сольюся я с толпой;
Подругу, без любви - кто знает? - изберу я.
На брак обдуманный я руку ей подам
И в храме стану рядом с нею,
Невинной, преданной, быть может, лучшим снам,
И назову ее моею;
И весть к тебе придет, но не завидуй нам:
Обмена тайных дум не будет между нами,
Душевным прихотям мы воли не дадим:
Мы не сердца под брачными венцами,
Мы жребии свои соединим.
Прощай! Мы долго шли дорогою одною;
Путь новый я избрал, путь новый избери;
Печаль бесплодную рассудком усмири
И не вступай, молю, в напрасный суд со мною.
Не властны мы в самих себе
И, в молодые наши леты,
Даем поспешные обеты,
Смешные, может быть, всевидящей судьбе.
среда, 19 октября 2011
стены рухнули,а возводить новые так и не научилась.
Я тебя так понимаю...
Я тебя так понимаю...
Константин Бальмонт
Безглагольность
Есть в русской природе усталая нежность,
Безмолвная боль затаенной печали,
Безвыходность горя, безгласность, безбрежность,
Холодная высь, уходящие дали.
Приди на рассвете на склон косогора,-
Над зябкой рекою дымится прохлада,
Чернеет громада застывшего бора,
И сердцу так больно, и сердце не радо.
Недвижный камыш. Не трепещет осока.
Глубокая тишь. Безглагольность покоя.
Луга убегают далёко-далёко.
Во всем утомленье - глухое, немое.
Войди на закате, как в свежие волны,
В прохладную глушь деревенского сада,-
Деревья так сумрачно-странно-безмолвны,
И сердцу так грустно, и сердце не радо.
Как будто душа о желанном просила,
И сделали ей незаслуженно больно.
И сердце простило, но сердце застыло,
И плачет, и плачет, и плачет невольно.
Безглагольность
Есть в русской природе усталая нежность,
Безмолвная боль затаенной печали,
Безвыходность горя, безгласность, безбрежность,
Холодная высь, уходящие дали.
Приди на рассвете на склон косогора,-
Над зябкой рекою дымится прохлада,
Чернеет громада застывшего бора,
И сердцу так больно, и сердце не радо.
Недвижный камыш. Не трепещет осока.
Глубокая тишь. Безглагольность покоя.
Луга убегают далёко-далёко.
Во всем утомленье - глухое, немое.
Войди на закате, как в свежие волны,
В прохладную глушь деревенского сада,-
Деревья так сумрачно-странно-безмолвны,
И сердцу так грустно, и сердце не радо.
Как будто душа о желанном просила,
И сделали ей незаслуженно больно.
И сердце простило, но сердце застыло,
И плачет, и плачет, и плачет невольно.
вторник, 18 октября 2011
Я сберегу тебя,находясь на расстоянии.
воскресенье, 16 октября 2011
Так странно, с каждым новым днем ее образ ускользает от меня, растворяется в уже привычной горечи. Почему она разделилась для меня на до и после. Почему я отношусь к ней так, как будто их двое? Ведь ничего не изменилось. Или это только кажется? Не смотря на это, факт остается фактом, чем больше времени держусь на расстоянии, тем более безликим становится образ. Вскоре она станет для меня всего лишь картинкой на аватарке.